Enahma [<a href="/cdn-cgi/l/email-protection" class="__cf_email__" data-cfemail="680d0609000509281109000707460b07461d03">[email&#160;protected]</a>] - Счастливые дни в аду

Слова Дамблдора прозвучали мягко, но они неприятно поразили сердитого мастера зельеварения. Они напомнили ему о его ошибках, его обращении и поведении. Он опустил голову и сглотнул.

– Извините, Альбус. Я не должен был кричать…

Когда миссис Дурсль, казалось, успокоилась, она пожала плечами.

– Мы принесли его… пожитки с собой, – выпалила она, в конце концов, с легким намеком на отвращение в голосе. – Мы в них не нуждаемся.

– Спасибо, – вежливо кивнул директор. – Относительно других хранилищ Гарри: я заблокировал его счет в «Гринготтсе».

Когда Дамблдор взглянул на Снейпа, тот только пожал плечами.

– Что Вы хотите, чтобы я сделал, Альбус? Я не нуждаюсь в его деньгах…

К его удивлению мистер Дурсль шепотом пробормотал то же самое.

– Тогда хорошо, – вздохнул, наконец, Дамблдор. – Он останется блокированным, пока мы не решим насчет него…

***************************************************************************

Он задохнулся, когда они положили маленькое и хрупкое тело в гроб. Он хотел плакать, кричать от боли, выть, он хотел его назад… Его руки дрожали, ноги тряслись, когда он шел за Гарри, чтобы проводить его в последний путь… Он мог видеть младшего Уизли и девочку Грейнджер, идущих рядом с ним, но не беспокоился. Он не заметил полных ненависти взглядов Уизли, признательного и благодарного взгляда Гермионы, он только переставлял одну ногу за другой, чувствуя рядом молчаливую поддержку Дамблдора.

Неясные очертания.

Боль.

БОЛЬ! Раскаленная добела, как будто к груди была прижата перегретая полоска железа. Все причиняло боль, больше, чем когда-либо любая физическая боль, больше, чем десятикратный Круциатус, больше, чем что-либо, что он чувствовал раньше.

Но он продолжал идти… Мертвец шел… Он не был приговорен к смерти, но чувствовал себя именно так. Его жизнь была ничем иным, как длинной агонией. Он был приговорен жить. Как… отвратительный.

Он снова и снова качал головой.

И могила… Могила Поттеров: то же самое место, где были похоронены старые Поттеры, а позднее – Джеймс и Лили, которая в действительности была возлюбленной Квайетуса… И теперь Гарри СНЕЙП был бы похоронен рядом с ними… Но Поттеры заслужили это.

Проклятье, они заслужили это!

Но… Квайетус тоже заслуживал бы этого… Он заслуживал бы, чтобы его сын был похоронен рядом с ним.

Но Снейп не был способен открыть рот, чтобы возразить.

Нет. Гарри считал себя сыном Поттера, он узнал правду о Квайетусе и Лили Эванс только за несколько часов до смерти… Да, могила Поттера была правильным местом, чтобы положить его.

Он чувствовал себя виновным и преданным в одно и то же время. Чьей виной было все это?

А затем вся церемония… Похоронная речь Дамблдора, длинная и скучная речь министра… Затем гроб погрузился в яму, и первые комки ударились о его крышку… Он должен был прислониться к директору, если не хотел свалиться перед всем магическим сообществом. Хотя он сделал это так незаметно, как мог, он увидел, что Блэк заметил это.

Проклятый пес стоял на другой стороне могилы (он был замаскирован многосущностным зельем), поддерживаемый Флетчером, и выглядел не лучше его.

Девочка Грейнджер дрожала в предельной боли, надоедливый Уизли, с другой стороны, казался застывшим и все еще в сильном шоке. Снейп надеялся, что он снова не упадет в обморок.

В течение всего процесса Снейп не мог услышать ни одного голоса или шума, он был совершенно глух, но звук комков, ударяющихся о гроб, был слишком резким и вошел в его парализованный разум, причиняя больше боли, чем это было возможно…

Когда земля, наконец, закрыла гроб, и гости начали уезжать, Снейп оставил директора.

Он оставил всех. Сильное и внезапное желание посетить покинутую могилу брата уничтожило все остальные мысли. Так что он пошел.

Могила была такой одинокой… Такой УЖАСНО заброшенной… Снейп застыдился. Он посещал ее только один раз в году, 2-го декабря, чтобы вспомнить, укрепить свое решение бороться против Темной стороны… Он нуждался в этом, он нуждался в этом виде упрочения своей одинокой жизни. Это давало ему силу твердо держаться, однако он больше ненавидел простое существование.

Он рухнул на землю и был очень благодарен, что никто его не видит.

Он просто лежал там на животе бесконечные часы, закрывая лицо руками, сражаясь за плач, за облегчение от плача, но не мог плакать…

ПОЧЕМУ?

– Квайетус, Квайетус, прости меня, я потерпел неудачу… Это моя вина, что твой сын умер. Я должен был больше заботиться. Я должен был уделять больше внимания. Я должен был любить больше. Я потерпел неудачу…

Снова и снова.

И он не чувствовал обычного облегчения и упрочения. Как будто Квайетус решил оставить его окончательно и полностью. Он только ждал сына? Его пальцы сжимали почву, царапали землю, камни в огромной боли. ЭТО ДУШЕВНАЯ БОЛЬ!

Квайетус оставил его. Он остался одиноким больше, чем в любое другое время. Как он думал продолжать жизнь после этого? Как мог он носить обычную маску (была ли это действительно только маска?) безразличия и ненависти? Он не мог больше ненавидеть… Он не ненавидел Волдеморта, он не ненавидел Петтигрю и он не ненавидел Дамблдора, нет, больше нет.

– Северус, пришло время вернуться в школу… – прозвучал позади него в вечерней темноте мягкий голос Дамблдора. – Уже поздно. Все разошлись.

Директор помог ему встать на ноги.

– Даже Квайетус оставил меня, Альбус, – пробормотал он хрипло. – Даже он думает, что я не заслуживаю немного мира…

– Шшшш, Северус, успокойся…

– Я не могу, Альбус! – закричал он отчаянно. – Я просто не могу! До сегодняшнего дня каждый раз, как я посещал Квайетуса, я… я получал своего рода поддержку и силу, которые искал… и мир, слабый и хрупкий мир, но я мог найти его здесь, а теперь…

– Ты просто слишком истощен умственно и эмоционально, Северус. Ты обретешь свой мир, поверь мне…

– Как я могу верить Вам, Альбус?

Они остановились. Директор бросил на коллегу удивленный взгляд.

– Почему ты думаешь, что я больше не достоин твоего доверия?

Снейп уже открыл рот, чтобы сердито прокричать ответ в лицо старику, но понял, что их мог услышать кто угодно, поэтому он отвернулся и пожал плечами.

– Я расскажу Вам, как только мы сможем поговорить более конфиденциально.

Между ними упала неудобная тишина.

– Так ты знаешь, – вздохнул Дамблдор через некоторое время.

Снейп только кивнул.

– Как?

– Альбус, – он нетерпеливо усмехнулся. – У нас было две недели, чтобы разговаривать. И мы просто… обнаружили это.

– Так… ЭТО было причиной твоей заботы о нем, – директор внезапно показался грустным.

– Нет, Альбус, – пристально посмотрел на него мастер зельеварения. – Вы крайне ошибаетесь. Если бы Гарри не был мальчиком, которым он был, я бы все равно заботился о нем. Он… он просто был хорошим ребенком, Альбус. Добросердечным, любящим и заботящимся ребенком. Я был так рад, когда он сказал, что он счастлив быть моим родственником… – он покачал головой. Имело ли это больше значение?